|
Miker
|
Дата: Четверг, 05.04.2012, 16:54 | Сообщение # 1 |
| Небо над Заоблачным пиком манило Курдрана Громового Молота: так холодной зимней ночью влечет к себе усталого путника далекий отблеск костра. Двадцать лет провел он в плену, вдали от родины, в проклятом мире, известном ныне как Запределье, — и вот наконец вернулся домой. Нет, он никогда не жалел, что решился выступить с Альянсом в поход и сразиться с орочьей Ордой на ее исконных землях. Но все эти долгие, изнуритульные годы тоска по родному небу бередила душу.
Над головой парила Грифон Небесная и трое ее сородичей. Курдран давно уже не видел ее такой веселой и жизнерадостной. Всем сердцем он хотел быть там, с нею, чувствовать, как дует в лицо свежий, живительный горный воздух. Увы, судьба распорядилась так, что он обречен ходить по земле. Но лишь в небе он чувствует себя свободным. Небо — лучшее, что подарила ему Небесная. Не свирепость в бою, не верность в мирные времена, а упоение полетом. Как жаль, что сейчас она кружится в облаках без него!
Курдран глубоко вздохнул и окинул взглядом родные просторы. Прямо перед ним простирались зеленые кроны лесов. На горных склонах, среди домов и торговых лавок, суетливо сновали дворфы клана Громового Молота. На вершине Заоблачного пика горделиво высилось каменное строение — питомник в форме гигантского грифона. Казалось, ничто здесь не изменилось с тех пор, как он покинул родные края.
Курдран извлек маленький железный скипетр, обернутый пучками травы и украшенный грифоньими перьями. Не оружие — его потрепанный в боях молот бури висел на спине, — а памятный знак. В Запределье он стал для Курдрана чуть ли не талисманом: это был символ дома, напоминание, откуда он родом и во имя чего сражается. Сколько раз он сжимал его и чувствовал прилив сил и надежды!.. Но здесь, на родине, символ, похоже, уже не…
Загрузить в высоком разрешении
Отчаянный клекот огласил небеса. Курдран вскинул голову — и замер от ужаса: Небесная, кружась, стремительно падала. Ее крылья были как-то странно выкручены.
— Небесная! — надрывно выкрикнул он.
Грифон рухнул на землю. Глухой удар резанул слух. Из пробитого черепа брызнул фонтан крови. На задних лапах изломанные кости прорвали кожу; она попыталась подняться, но тут же упала, корчась от боли. С ее полуоткрытого клюва сорвался жалобный стон.
— Не шевелись, родная! — крикнул Курдран. Тяжело дыша, он уже бежал к подруге, распластавшейся на земле, — как вдруг почувствовал, что рука у него совершенно онемела.
Скипетр в одеревеневших пальцах пузырился и на глазах превращался во что-то до ужаса знакомое — не то кристалл, не то бриллиант. Из него расходились мерцающие щупальца, расползались вверх, к локтю, к плечу, и рука каменела. Вязкая паутина перекинулась на грудь и опутала все его тело, налила его тяжестью, приковала ноги к земле.
Свободной рукой Курдран потянулся к молоту за спиной, но алмазная клетка сковала его прежде, чем он успел обнажить оружие. Застыв, оледенев, он бессильно смотрел, как верная подруга, которая столько раз спасала ему жизнь и стала словно частью его самого, истекает кровью у него на глазах.
Бриллиантовая сеть мертвящей хваткой сдавила шею, проникла в горло, овлекла легкие. Наконец, тьма затопила глаза и уши. Небесная исчезла, и небесная лазурь растворилась во мраке.
Но избавления, которое приносит смерть, Курдрану не суждено было обрести. Он погрузился в пустоту. По жилам струился ужас, как раскаленное железо. Вдруг зазвучал глухой ритмичный стук. С каждой секундой он становился все громче.
Бух. Бух. Бух.
Каждый удар отзывался в нем дрожью по всему телу, как будто кто-то старался освободить его и бил по хрустальному панцирю чем-то тупым.
Бух. Бух. Бух.
Узы ослабли, немота начала сходить. Внезапно удары зазвучали иначе.
Дзынь! Дзынь! Дзынь!
При этом знакомом звуке Курдран с чудовищной отчетливостью понял, где он: пробудившись от одного страшного сна, оказался в другом. Это звенели молоты, стуча день и ночь о наковальню. Немолкнущее сердцебиение чужого города в самом сердце горы — города, который не ведает красоты бескрайнего неба…
Стальгорн..
* * *
Город его предков был как котел с застарелыми предрассудками. День за днем он кипел на медленном огне, и его ядовитые испарения туманили разум дворфов Бронзобородов, Громового Молота и Черного Железа, впервые за две сотни лет решивших поселиться вместе. Курдран стоял на краю этого котла, всматриваясь в его неистово клокочущее нутро, и его сердце полнилось смятением. Разрушительный взрыв был неминуем.
Странно, но ему казалось, что он все еще в Запределье, бьется с полчищами Орды. А ведь в Стальгорне у него вроде и не было врагов. Ни безумных демонов, ни разъяренных кровожадных орков. Только слова.
Пару недель назад, когда Курдран явился Стальгорн, его встречали как героя: какой ценой далась ему победа в Запределье! Теперь все было иначе. По городу вновь, как в пору кровопролитной войны Трех Молотов, ползли клеветнические слухи о клане Громового Молота, — словно давняя распря мстительно решила напомнить о себе и вновь посеять между дворфами вражду. Болтали, что на Заоблачном пике совершают какие-то мрачные обрядовые жертвоприношения, а сам Курдран будто бы собственноручно казнил в Запределье с десяток воинов Альянса, которые отказались сражаться. Впрочем, в последние несколько дней дворфов занимала другая история.
— Совет ждет вас, тан Курдран.
Курдран не отозвался на оклик стража и крепче стиснул скипетр Громового Молота. С площадки у грифоньего гнезда он отчетливо видел Великую Кузню — непроглядную пещеру, которую называли сердцем Стальгорна. По потолку в ней текли струйки расплавленного металла и собирались у подножия стены в блестящие золотые лужицы. Бурлили и клокотали чаны, в воздух взмывали стальные молоты и тут же со звоном опускались на наковальни. Удушливый жар, особенно рядом с кузней, так давил, что казалось — тебя закупорили в стеклянной бутылке и оставили задыхаться под палящим солнцем.
Небесная лежала на соломенной подстилке, поджав лапы под могучим телом. Курдран задумчиво погладил ее непослушной рукой по пернатому загривку.
— И зачем я вообще сюда явился? — пробормотал он.
— Потому что не хочешь, чтобы повторилось давнишнее кровопролитие, — откликнулся чей-то спокойный голос. То был Эли Громобой. Он складывал охапки сена в аккуратные вязанки. Подойдя к Курдрану поближе, он продолжал: — Потому что король Магни, даром что Бронзобород, все же был дворф хоть куда. И потому что ты сам же вчера сказал Фалстаду: кому из дворфов, окромя тебя, такое по плечу?
Вспоминать об этому Курдрану было не по душе. Когда он вернулся из Запределья, то крепко повздорил со своим близким другом, Фалстадом, который правил кланом Громового Молота в его отсутствие. Впрочем, сейчас у него и без того полно забот. Он отогнал неприятные мысли прочь.
Небесная тихо курлыкнула и мягко подтолкнула клювом Курдрана, словно подтверждая слова Эли.
— Я тебя не спрашивал, — Курдран раздраженно махнул рукой в сторону Эли и повернулся к своей пернатой подруге. — А тебя тем более.
Небесная безропотно перевернулась в соломенном гнезде. Мелькнули три бежевых, в голубую крапинку, яйца, которые она отложила вскоре после прибытия в Стальгорн. Курдран хотел, чтобы она вернулась с птенцами на Заоблачный пик, но она решила остаться в городе вместе с ним. В конце концов, грифоны — не домашние питомцы. Они так же вольны распоряжаться собой, как и сам Курдран.
Когда Небесная решила остаться, Курдран и обрадовался, и рассердился. Отложив яйца, она сильно ослабела и больше не могла летать. Ее осмотрело множество жрецов, укротителей грифонов и алхимиков. Все они пришли к одному заключению: слабость Небесной — не загадочная хворь, не неведомая зараза из Запределья или Стальгорна, а следствие недуга, от которого нет исцеления, — времени.
— Тан Курдран…
— Да иду я! — рявкнул Курдран и бросил свирепый взгляд на стальгорнского стража.
— Это ты теперь так ходишь — сидючи на полу? — усмехнулся Эли, не отрываясь от работы.
Курдран ухмыльнулся и нехотя поднялся на ноги. Закованный в латы страж Бронзобородов тут же повернулся и неуклюже пошел между грифоньих гнезд, растянувшихся по всему пути в Великую Кузню. С того момента, как клан Громового Молота прибыл в Стальгорн в сопровождении своих грифонов, питомник значительно увеличился в размерах. В некотором роде теперь он стал напоминать Заоблачный пик; кусочек родины вдали от дома.
Заткнув скипетр за пояс, Курдран последовал за стражем, на ходу здороваясь с всадниками, рассевшимися на вязанках соломы. Вождь почувствовал себя еще более одиноким: на лицах дворфов застыло такое выражение, словно они провожали его на эшафот.
По-видимому, так оно и было.
Курдран прошел по дороге, ведущей к Высокому Трону. Рядом с палатами стояла шумная толпа дворфов; огонь из железных жаровен, горящих по всему городу, отбрасывал на их лица причудливые тени. Здесь были представители всех кланов: Бронзобороды в начищенных серебряных латах, расписанные татуировками дворфы Громового Молота — их отличали украшения из грифоньих перьев; встречались и серокожие служители Черного Железа в покрытых пеплом рабочих передниках. Это сборище выглядело как Стальгорн, только поменьше: горстка дворфов Громового Молота и Черного Железа, затерянных среди множества Бронзобородов.
Пробираясь через толпу, Курдран слышал обрывки жаркого спора:
— Бронзобороды обращаются со своим обломком молота Модимуса как полагается!
— Да уж, конечно… Сделали из него очередной пылесборник в библиотеке. То ли дело — Громовой Молот! Мы-то хотя бы перековали его во что-то полезное!
— А, дружище, нашел с кем спорить — с Бронзобородом! — вмешался стоящий рядом наездник. — В Стальгорне же что ни возьми — вестимо, сперто из какого-нибудь древнего схрона.
Кто-то из толпы толкнул наглеца прямо на Курдрана, и толпа тут же сомкнулась вокруг них.
— Дорогу! — рявкнул вождь.
Несколько дворфов, стоявших ближе всего к нему, расступились; другие же остались стоять, и лица их исказились от ярости.
— Дорогу Курдрану, предводителю бабочек! — раздался чей-то насмешливый голос. Так пренебрежительно прозвали клан Громового Молота.
— Ставлю всем по кружке эля, если Курдран согласится отдать свой обломок молота Модимуса!
— Ну уж нет, дружище, на такое ни один дворф не поставит, если у него голова на плечах!
Курдран растолкал толпу локтями и протиснулся к Высокому Трону. Этот зал, резиденция правителей Стальгорна, мало чем отличался от прочих построек города: мрачный, с высокими каменными стенами, озаренными светом висячих ламп. В дальнем конце комнаты на возвышении стояли три одинаковых трона для членов Совета Трех Кланов.
Центральный трон некогда занимал король Магни. При виде этого престола Курдрана пробрал ужас. Он вспомнил, как в первый день вступления в Совет брат короля Мурадин отвел его коридорами в старый город. То, что он там увидел, с тех пор преследовало его в страшных снах: там стоял Магни, обращенный в алмазную статую. Это несчастье произошло с королем, когда он проводил таинственный ритуал единения со стихией земли. Он хотел дознаться, откуда в мире берутся бури и землетрясения.
Теперь у центрального престола стоял сам Мурадин. Курдран мельком оглядел его. Ответом ему был презрительный взгляд. Как непохоже было это приветствие на прием, который устроили Курдрану после возвращения! Сколько кружек пива было выпито, сколько историй рассказано о злоключениях тана в Запределье и о подвигах Бронзоборода на заснеженных просторах Нордскола… Увы, те дни давно миновали. С тех пор Мурадин почему-то охладел к предводителю клана Громового Молота.
По правую руку от Мурадина стояла Мойра Тауриссан, дочь Магни. Породнившись с заклятыми врагами отца — кланом Черного Железа, — она смертельно оскорбила его память. Однако она по-прежнему была наследницей Стальгорна. Как и малыш Фенран: его колыбелька стояла у ног матери.
— Добро пожаловать, Курдран, — приветливо кивнула она, взмахнув гладкими косами в тугих крендельках.
— Здравствуй, — коротко ответил Курдран и прошел к тронам, обогнув деревянный столик у подножия возвышения. На столе лежали два артефакта — те самые, из-за которых в последние несколько недель было столько ссор и споров. Кривой деревянный посох с темно-фиолетовым навершием и расплющенный боек некогда могучего молота.
При виде этих реликвий Курдран поморщился. Он опустился на трон слева от Мурадина. Рядом с Мойрой и ее дядей он снова, в который раз, почувствовал себя не в своей тарелке. В совете слишком много бронзобородовской крови, а из-за Фенрана — и крови дворфов Черного Железа. Даже восседая на троне, Курдран чувствовал себя изгоем.
Голоса, доносившиеся от входа в палаты Высокого Трона, смолкли, и к возвышению подошел советник Белграм — старый, мудрый дворф. Рядом с ним одновременно склонились в вежливом поклоне два молодых историка. Один из них, низкорослый, в ярко-красном плаще, — из клана Громового Молота, — по всем отзывам, всегда очень скрупулезно проверял любые сведения.
Белграм выпрямился и шаркающей походкой подошел к тронам.
— Приветствую тебя, тан Курдран. Правильно ли я понимаю, что ты уже принял решение?
Курдран обвел взглядом покои; казалось, ничего не изменилось здесь за последние несколько дней. Все те же вопросы, все те же толпы спорящих дворфов. Все то же чувство, что его загнали в угол. Всякий раз он отвечал Белграму «нет», но в прошлую ночь кое-что изменилось: наездник Громового Молота и дворф клана Бронзобородов погибли в драке, возникшей из-за спора о скипетре в руках Курдрана.
— Как будто у меня есть выбор, — буркнул Курдран.
— Ох, — вздохнул Мурадин. — Сколько раз можно обсуждать одно и то же…
— Курдран, — прервала его Мойра, — из нас троих именно тебе надлежит принести самую большую жертву. Если ты решишь оставить себе обломок молота, то и мы откажемся от своей задумки.
Курдран не мог оторвать взгляда от потрепанного свитка в дрожащей руке Белграма. В этом пергаменте, который несколько недель назад обнаружили в библиотеке Стальгорна, описывалась гражданская война многовековой давности. После смерти Модимуса Старой Наковальни, гласил свиток, в битве за трон Стальгорна сошлись три клана дворфов. Во время этой войны таинственным образом пропал молот Верховного Короля. Раньше Курдрану не раз приходилось слышать разные предположения: что произошло с этим легендарным оружием. Теперь, благодаря пергаменту, слухам пришел конец: там говорилось, что молот Модимуса был расколот на три части, и каждому клану в войне досталось по обломку. И вот теперь, не зная, что их ждет, и боясь новых бед, дворфы Стальгорна наивно решили, что древнее оружие — залог мира. Словно стоит перековать молот, чтобы покончить со старыми подозрениями и распрями!..
Курдран через силу отвел глаза от свитка.
— Я принял решение, — провозгласил он, поднимая в воздух железный скипетр. — Это часть наследия клана Громового Молота. Она передается из поколения в поколение! Я вошел в совет, чтобы поддерживать мир в государстве, а не спорить о перековке старого молота!
Из толпы зевак послышались гневные крики.
— Это молот Модимуса! Весь город имеет на него право!
— Если Громовому Молоту не нужен мир, то ему не место в совете!
Курдран встревожено оглянулся, увидев, как толпа сомкнулась вокруг нескольких дворфов клана Громового Молота; на помощь им уже спешили вооруженные стражники.
— Но из-за этого молота уже погиб дворф из моего клана! — попытался перекричать шум Курдран. — Я не допущу, чтобы это случилось снова!
Он в последний раз сжал в руках железный скипетр и бросил его на деревянный столик рядом с другими артефактами. Услышав глухой удар, толпа притихла.
Белграм одобрительно кивнул и поднял вверх руки, привлекая внимание присутствующих.
— По решению совета, да будет так! Великий молот Модимуса Старой Наковальни, последнего верховного короля Стальгорна, будет перекован!
Курдран поморщился, услышав одобрительный рев собравшегося народа.
— Взгляните же, — продолжал Белграм, — вот лежит рукоять молота Модимуса, перекованная в скипетр клана Громового Молота. Она принадлежала тану Курдрану, а до него — тану Кардросу.
Курдран с тоской смотрел на свой символ власти; формой и размером он немного отличался от рукояти, описанной в свитке. Когда-то давно он спрашивал Кардроса, откуда взялся скипетр, но старый дворф сказал лишь, что история наследия не имеет значения, важно лишь, каким делам он послужит в дальнейшем. Тан всегда расценивал это двусмысленное высказывание как праздное философствование или наставление для клана. Теперь же ему не давало покое подозрение: неужели это Кардрос завладел рукоятью и перековал ее, предав забвению истинное происхождение?
Тем временем Белграм указал рукой на расплющенный боек молота, лежащий на деревянном столе.
— Клан Бронзобородов передал нам свою часть молота Модимуса! Пламя гражданской войны искорежило его до неузнаваемости. Этот обломок хранился в городской библиотеке — в память о тех темных днях.
И наконец, Белграм повернулся к искореженному посоху, лежащему рядом с другими реликвиями.
— Клан Черного Железа пожертвовал нам некогда сияющий золотом кристалл, который украшал навершие молота Модимуса! Его нашел один из волшебников клана и изменил его цвет, чтобы скрыть истинную сущность камня.
Из толпы дворфов Черного Железа донеслись громкие, исступленные аплодисменты.
— Перековка начнется через три дня, когда совет выберет кузнеца, достойного выполнить эту работу. А теперь — расходитесь по домам и займитесь своими делами! — закончил свою речь Белграм.
Толпа начала медленно рассасываться, и яростные споры возобновились с того же самого места, где их прервало собрание — как будто ничего не изменилось. Курдран с болью смотрел на скипетр, лежащий на деревянном столе, размышляя о том, чем еще придется пожертвовать его клану в грядущие месяцы.
Собравшись с мыслями, он безмолвно покинул каменное возвышение и побрел к выходу из палат Высокого Трона.
— Курдран! — окликнула его Мойра с тревогой в голосе. — Мы же еще не выбрали, кто возьмется за перековку молота!
— А, какая разница, — огрызнулся Курдран и вышел из зала.
* * * * *
Курдран в сопровождении Небесной медленно прошел по жилым и торговым кварталам на внешнем кольце города, где звон молотков о наковальню Великой Кузни доносился лишь в виде слабого эха. Старость затуманила некогда ясный взор грифона, и Курдран не мог не обратить внимания на то, как неторопливо она переступает с ноги на ногу. Правда, в отличие от хмурого хозяина, Небесная, казалось, наслаждалась прогулкой, исследуя каждый уголок и закуток Стальгорна.
Больше всего на свете Курдран хотел сейчас оседлать Небесную и вырваться из Стальгорна на чистый небесный простор, но старая подруга теперь могла только неторопливо передвигаться пешком. Эти прогулки обычно помогали ему отвлечься от тяжелых мыслей, но сегодня его разумом полностью завладел молот Модимуса. После его демонстративного ухода из зала заседаний Мойра и Мурадин выбрали кузнеца из клана Черного Железа для перековки молота; это решение взбесило Курдрана, но он мог обвинять только себя в том, что самоустранился и не оспорил решение совета. Его неприязнь к клану Черного Железа имела под собой основание: предательство и отступничество были столь же неотъемлемой частью их характера, как любовь Громового Молота к небу.
Увы, но даже пожертвовав скипетром, он не смог установить мир в Стальгорне. Идя по улицам города, он то и дело ощущал на себе презрительные взгляды прохожих, неодобрительно оценивающих его загорелую, обветренную кожу, покрытую татуировками, и огненно-рыжие волосы, завязанные в хвост. Курдран знал, что это неодобрение касалось не только его необычной внешности. Стальгорн всегда был пестрым местом, и его обитатели всегда конфликтовали друг с другом за право жить так, как им хочется. Клан Громового Молота предпочитал свежий воздух поверхности, где можно было парить в небесах над северными землями, оседлав послушных грифонов. Бронзобороды обитали в глубине гор, как и их предки, а клан Черного Железа… эти дворфы облюбовали самые темные пещеры, творя свои мрачные…
Его мысли внезапно прервал удар: кто-то, закованный в броню, толкнул его в бок плечом. Курдран обернулся и увидел двух дворфов Черного Железа, тащивших огромную бочку. Глаза у них, как у всех в этом клане, светились. Курдрану вдруг показалось, что перед ним один из демонов Запределья.
Темный дворф осклабился и пошел своим путем вместе с товарищем. За ними следом попарно шагали соплеменники — целая шеренга. Они тащили огромные бочки, от которых шел сильный запах знаменитого варева дворфов Черного Железа. Эта бурда даже близко не напоминала излюбленный эль Курдрана — от одного стаканчика подобного напитка хотелось упасть и умереть. Курдран часто видел кучки дворфов, таскающих бочки из одного конца города в другой, будто от перемены места попойки зелье делалось крепче.
Когда последний из нагруженных бочками дворфов повернул за угол, кто-то окликнул Курдрана по имени. Этот голос — мягкий и царственный одновременно — было не спутать с другим.
Он обернулся: к нему подходила Мойра. Рядом вышагивал дородный дворф из клана Черного Железа, Друкан. Он часто сопровождал принцессу.
— Гляжу, ты решил взять отважную Небесную на прогулку, — заметила она с вежливой улыбкой.
Курдран вглядывался в ее лицо, надеясь отыскать в неожиданной любезности признаки фальши. Он давно уже подозревал, что за распространением слухов о клане Громового Молота стояли именно дворфы Черного Железа.
В конце концов, именно из-за нее в свое время пришлось созвать Совет Трех Кланов: после несчастья с Магни Мойра захватила город с бандой вооруженных сородичей и заявила о своих претензиях на трон. Да и решение перековать молот Модимуса также исходило от нее…
С другой стороны, Мойра не раз пыталась показать, что она на стороне Курдрана. Когда на Громовой Молот посыпались — большей частью необоснованные — обвинения в том, что из-за их присутствия в городе началась нехватка продовольствия, жилья и гнезд для грифонов, именно она встала на защиту его клана. Вот только видимое ее дружелюбие не радовало Курдрана.
— Ей полезно отдохнуть от жары, — отозвался он, поглаживая львиный загривок Небесной.
Мойра подошла ближе и протянула руку к клюву грифона. — Великолепное создание. Как ее самочувствие?
— Лучше, — солгал Курдран, не желая обсуждать с Мойрой этот вопрос. Признаться, он сам удивился, что Небесная смогла сегодня подняться из гнезда.
— Я уверена, скоро она будет себя чувствовать лучше прежнего, — сказала Мойра. Она потрепала Небесную по гриве; та склонила голову и довольно заурчала в ответ.
Курдран был озадачен: Небесную не проведешь, с чего бы она так привечает принцессу Черного Железа? Может, зря он ее подозревает?..
Мойра бросила быстрый взгляд на Друкана. Тот стоял рядом с непроницаемым выражением лица.
— Иди сюда, Друкан. Перед тобой — живая легенда. Спорим, ты не знал, что ей приходилось сражаться с драконами?
— Не доверяю я зверям, которым довелось попробовать дворфийской крови, — проворчал тот.
Мойра вытаращила глаза. — Скажешь тоже, Друкан! — подавила она смешок.
— Разные слухи ходят про обычаи клана Громового Молота, — упорствовал тот. — Говорят, они скармливают пленников грифонам, а Небесной всегда достаются лучшие куски.
Курдрана бросило в жар.
— Эй, ты, следи за языком! — бросил он и сделал шаг к Друкану.
— Ты же знаешь, тут такого понаслушаешься… — Мойра мягко положила ему руку на плечо, закованное в броню. — Друкану еще, как бы это сказать… надо научиться вести себя в приличном обществе.
Она повернулась к своему спутнику, и тон ее мгновенно изменился.
— Извинись, — приказала она.
— Но ваше высочество…
— Немедленно! — ледяной взгляд был выразительнее всяких слов.
— Приношу свои извинения, — сквозь зубы пробурчал тот.
— Прости, я не хотела беспокоить вас с Небесной, — ее голос снова зазвучал ласково и приветливо. — Я просто хотела сказать, что вчера ты совершил великий поступок… такой, какой я ожидала от героя Запределья. Когда мы перекуем молот, в Стальгорне снова наступит мир и общее единение. В этом будет и твоя заслуга.
— Я, в отличие от здешних дворфов, вижу подальше собственного носа, — резко ответил Курдран. — Что сделано, то сделано.
Наследница Стальгорна мягко улыбнулась.
— Конечно. Идите гулять, не буду вам мешать.
Курдран смотрел, как они уходят. Не дали ему побыть тихо и спокойно наедине с Небесной. Жаль, что Мойра ему не враг. Тогда хоть было бы четко и понятно, что творится в Стальгорне. А так… Что толку искать крупицу смысла в городе, где все кувырком?
— Пошли, детка, обратно в гнездо, — Курдран потрепал Небесную по крылу.
* * * * *
Курдран стоял у своего престола на Высоком Троне. Перед ним держался Белграм. Курдран был в ярости. Он изо всех сил пытался держать себя в руках, чтобы не сорвать гнев на Белграма.
— Это всецело моя вина, — проговорил советник, склонив голову перед Курдраном и прочими членами совета.
Сегодня в палатах не было никого, кроме Белграма и трех представителей кланов, и потому советник говорил почти шепотом; после каждой его фразы в комнате воцарялось напряженное молчание. В кулаке он сжимал пергамент — летопись истории молота Модимуса.
— Это мастерская подделка, — сказал он, поднимая свиток над головой, и лицо его исказила болезненная гримаса. — Мы внимательно изучили документ и обнаружили, что он был искусственно состарен с помощью магии. Его нарочно спрятали среди исторических книг. На вид все в порядке, не подкопаешься…
— Не подкопаешься?! — взорвался Курдран. — Из-за этого клочка погиб один из моих соплеменников!
— Если помнишь, в той драке погиб и член моего клана, — осадил его Мурадин. — И ничего этого не случилось, если бы ты сразу согласился отдать свой обломок молота.
— Оглох ты, что ли? Никакой это не обломок молота!
— Нашел теперь отговорку! Да ты с самого начала не хотел ни в чем участвовать!
— Мурадин, Курдран, прошу вас, — прервала их Мойра, поворачиваясь к Белграму. — До перековки молота остался один день. Вы ведь понимаете, что это значит?
— Да, Ваше высочество. Но пергамент — подделка, клянусь жизнью. Кто-то очень постарался, чтобы выдать его за настоящий, но свиток сильно отличается от датированных тем же временем.
— Так откуда же взялись обломки? — спросила Мойра.
— Насколько нам известно, скипетр Громового Молота и драгоценный камень, принадлежащий клану Черного Железа, появились где-то после гражданской войны. В пергаменте довольно подробно описывается, как был поврежден боек молота — поэтому нам удалось так быстро его отыскать. Но никто не знает, когда он был расплющен и каким образом оказался в библиотеке.
— Кто стоит за всем этим? — прорычал Курдран, утирая пот с лысой макушки. Несмотря на крепкое телосложение, он всегда страдал от удушливой жары, царившей в Стальгорне.
— Ох… боюсь, этого мы никогда не узнаем. Через библиотеку каждый день проходит множество дворфов, — ответил Белграм.
— И это не суть важно, — добавила Мойра. — Главное — найти достойный выход из ситуации. Наши сородичи больше всего хотят положить конец распрям. Если эта история всплывет на свет, церемонию перековки придется отменить — и кого-нибудь тогда да обвинят во всем. Как вы думаете, кого?.. Чтобы ни слова не просочилось за эти стены!
Она сурово посмотрела на Белграма, и седовласый дворф согласно кивнул.
Курдран тукнул кулаком по подлокотнику трона.
— Лично я не собираюсь платить за эти байки тем, что по закону принадлежит моему клану!
— Байки не байки, для народа это уже все равно что правда, — заметил Мурадин. — Особенно теперь, после стольких дней беспорядков и пререканий.
К своему раздражению, Курдран был вынужден признать: в этом есть резон. Споры о судьбе молота Модимуса до предела накалили обстановку в городе, и теперь никакое решение совета не могло изменить ход событий вплоть до церемонии.
* * * * *
Курдран сидел на грифоньем насесте и размышлял о положении. Открывшаяся правда о молоте Модимуса не давала ему покоя. Он хотел немного развеяться, взять Небесную на прогулку, но сегодня у нее не хватило сил подняться с соломенного ложа. Она лежала в гнезде, не шевелясь и едва дыша.
В соседних гнездах общались со своими любимцами другие наездники клана Громового Молота. Им и дела не было до Небесной и до того, какое настроение в городе. Даже задорный Эли куда-то запропастился: вместо него связки с сеном сонно складывал другой укротитель. Многие из наездников, в том числе Эли, сражались вместе с ним в Запределье. Они последовали за Курдраном в Стальгорн, как пошли за ним на родину орков, — не сомневаясь, не оспаривая его приказ. Но сейчас впервые в жизни Курдрану казалось, что он вовлек их в бессмысленную, заведомо проигранную борьбу.
Курдран поднялся и медленно пошел по гнездовью, раскинувшемуся по всему проходу. Навстречу ему снова вышагивали дворфы Черного Железа со своими неизменными бочками, сердито зыркая на рассевшихся наездников Громового Молота. Внезапно один из носильщиков споткнулся об охапку вязаной соломы и уронил свою ношу на землю. Деревянная бочка треснула, и из нее потоком хлынула светлая жидкость.
Упавший следом дворф в ярости треснул кулаком по земле и, кряхтя, начал подниматься на ноги.
— Какого демона вы, громомолотцы, расставили свои насесты на нашем пути? — проворчал он, плюнув в сторону ближайшего гнезда. Сидевший там грифон издал недовольный крик и яростно начал загребать лапами, осыпав недовольного дворфа ворохом сухой соломы.
Увидев это, Эли бросил работу и тихонько подошел к буяну.
— Они тут ни при чем, дружище, — спокойно сказал он.
— Как же! От этих тварей одни неприятности! Мало того, что нам приходится плясать вокруг их вонючих гнезд, так еще и весь город пропах пометом, — не желал успокаиваться тот. Хрустнули костяшки: дворф сжал кулаки и шагнул к ближайшему грифону.
Эли тут же, не размышляя, преградил ему путь вилами.
— Не смей трогать грифона, приятель!
Завидев острые зубцы, дворф Черного Железа изумленно выкатил глаза.
— Видали? — повернулся он к своим сотоварищам. — Громовой Молот поднял на нас оружие!
— Будет тебе выдумывать! — Эли поспешно опустил вилы.
Пятеро наездников поднялись с места и подошли поближе. Один из них сделал шаг вперед и ткнул пальцем в латный нагрудник дворфа Черного Железа.
— Забирай свои помои и убирайся отсюда!
Курдран почувствовал, что обстановка накаляется. Так котелок закипает на огне, и его содержимое все ближе подступает к краю. Только драки ему и не хватало впридачу к этой заварухе с пергаментом! Надеясь предотвратить неизбежное, он направился к дворфам клана Черного Железа.
— Да вы, громомолотцы, скорее дадите городу сгореть, чем дадите в обиду своих куриц! — рявкнул один из них, поворачиваясь к своим соплеменникам. — Налейте-ка этим горячим парням чего-нибудь успокаивающего.
Секунда — и дворфы, что держали в руках бочонок, швырнули его в гнездо грифонов. Бочонок пролетел у Курдрана над головой и упал прямо у насеста Небесной, окатив ее и других грифонов омерзительным пойлом.
Курдрана мгновенно охватила ярость. Он с трудом сдержался, чтобы не вспылить. Быстрым шагом он двинулся к зачинщику, чтобы выставить его с товарищами из гнезда. Дворф невольно попятился назад, наткнулся на ту же вязанку соломы и упал навзничь.
Наездники разразились хохотом.
— Увидел Курдрана — и сразу бежать! — прокричал один из них.
Дворф Черного Железа растерянно оглянулся, лицо его побагровело от унижения. Наконец он поднялся на ноги и подошел вплотную к Курдрану.
— Ты, повелитель бабочек, — прорычал он, — иди на свой насест к остальным курицам.
С этими словами он плюнул тану Громового Молота в лицо.
Чаша терпения Курдрана переполнилась. Это крохотное оскорбление разбередило в нем все, что тлело в душе с тех пор, как он вернулся в Стальгорн. Мечты о небесах над Заоблачным пиком… Тяжелое решение пожертвовать наследием клана… Недуг Небесной… Все это разом выплеснулось наружу в потоке ослепляющей ненависти.
Кулак Курдрана обрушился дворфу Черного Железа на голову и сбил его с ног.
Не дожидаясь приказа, наездники Громового Молота, стоящие рядом с Курдраном, ринулись в драку. Дворфы Черного Железа швыряли в них бочонки, но те умело уклонялись от самодельных снарядов. Недовольные вторжением на свою территорию грифоны громко кричали, бочки раскалывались и заливали спиртным все гнездовье, устланное лишь тонким слоем соломы.
Кланы Громового Молота и Черного Железа сошлись в отчаянной драке. Каждый пытался ухватить противника за броню или за что подвернется. Они наскакивали друг на друга и толкались, — и вдруг кто-то из дворфов Черного Железа потерял равновесие и упал, опрокинув жаровню. Горячие угли раскатились по полу. Вязанки соломы, залитые спиртным, тут же вспыхнули, и в считанные секунды соседние гнезда были охвачены огнем.
Пламя распространялось со скоростью бури. Столп черного дыма устремился вверх, к Великой Кузне, и следом за ним в воздух взмыли несколько грифонов, взметнув пепел и перья.
— Воды! — рявкнул Курдран, перепрыгивая через кучу барахтающихся на земле дворфов.
К гнездовью уже бежали обитатели Великой Кузни. Большинство грифонов кружили в дыму у них над головой, но четверо еще оставались на земле: Небесная и трое ее родичей, окруживших гнездо.
— Небесная! — закричал он. — Улетай отсюда!
В ответ раздался крик, от которого сердце у него болезненно сжалось. В последний раз он слышал его в Запределье. Этот боевой клич не раз обращал в бегство его врагов.
Пламя бушевало вокруг ее гнезда, и он едва мог разглядеть Небесную сквозь толстую завесу дыма. Он увидел, как взлетел один из грифонов, — за ним тянулся след из тлеющих перьев. Следом поднялись в воздух двое других. Спасаются бегством? Нет! Отрывисто каркая, они вцепились когтями в крылья Небесной и замахали крыльями в лад, чтобы оторвать подругу от земли, но она яростно отбивалась и вырвалась из их хватки.
Тем временем дворфы принялись поливать горящее гнездовье из бочек с водой, а двое запыхавшихся гномов нараспев читали заклинания, обращавшие языки пламени в осколки льда. Но все их усилия были тщетны. Курдран попытался стянуть с себя броню но запутался в застежках. Черт с ней!.. Он ринулся в огонь.
— Курдран! — закричал Эли.
Укротитель грифонов и еще двое наездников вцепились в него, не пуская, но и втроем им не удавалось его удержать. Преодолевая их сопротивление, он подходил все ближе к бушующему пламени, пока, наконец, не подоспели еще двое соплеменников и не повалили его на землю, прижав к соломе.
У него на глазах взмыли в воздух два грифона, остававшиеся возле гнезда Небесной, — дым и жара стали невыносимы. Еще несколько мучительных секунд, и его верная подруга рухнула на землю.
Эли и прочие дворфы Громового Молота держали Курдрана, пока не погас последний уголек. Едва его отпустили, как он устремился к дымящемуся гнездовью, где неподвижно лежала Небесная. Комок обгорелых перьев.
Чья-то рука осторожно тронула его за плечо.
— Прости… — хрипло выговорил Эли.
— Зачем она отталкивала сородичей? Они ведь пытались ее спасти… — прошептал Курдран, не в силах поверить, что все кончено.
— Ой, ну конечно! Она же защищала свою кладку! — внезапно сообразил Эли.
|
| |
| |
